Сергей Хелемендик - МЫ… их!
Допустим, у них вдруг вскроется, что весь бен Ладен с «Аль-Каидой» это всего-навсего наш советский Натан Израилевич Левинсон из города Урюпинска, за небольшие деньги наклеивший себе бороду и позирующий перед любительской камерой. Допустим, выйдет на свет, что все эти мученики Аллаха, въехавшие на «боингах» в их небоскребы, были от начала до конца под колпаком их ЦРУ и державшие над ними колпак страшно боялись одного —а вдруг бестолковые мученики промажут и вместо Торгового центра угодят в залив? И плакала тогда священная война с террором на двести лет вперед. Плакал афганский героин, среднеазиатская нефть и газ, плакала иракская нефть.
И хотя сегодня как никогда заметно, как расцвела и похорошела Америка после 11 сентября, сколько пользы принесли эти самоотверженные террористы всему прогрессивному человечеству, но разоблачения такого рода янки не вынесут. Их наученное всего нескольким слоганам простое американское стадо выйдет из-под контроля. Как вышло когда-то из-за невинных микрофонов в гостинице «Уотер-гейт». Потому что они — стадо одноклеточных догматиков, ханжей и моралистов. И, конструируя пиар-события какого угодно масштаба, их политтехнологи всегда ходят по тонкому льду.
А вот у нас может вскрыться что угодно и когда угодно I — и ничего не случится! Все наши табу многократно растоптаны — то большевиками, то их детьми, либеральными совками. Мы не бессовестные, как веками утверждают многие недоумки на Западе. Мы просто широкие, не знаем границ, и закон у нас не превратился пока ни в предрассудок, ни в догму. Наш закон что дышло — куда повернет тот, кто сильнее, туда и выйдет. Конкретный закон, живой, гибкий, отражает жизнь, а не пытается ее уродовать. Закон сильного — другого нет в нашем мире.
И совесть наша конкретна и работает в режиме реального времени: сейчас захватили заложников — сейчас их жалко, сейчас заработала совесть. Напряглись, освободили, сразили супостата — совесть успокоилась. И только кучка почему-то не уехавших истеричных либералов портит торжество, кричит-надрывается: вы, мол, не всех мертвых сразу предъявили. Как будто кто-то в мире всё всем сразу предъявляет.
Я настаиваю на том, что наша новая способность создавать события для телевизора под ключ есть новое качество, которое снова ставит нас на одну доску с главными игроками. Раньше мы этого не умели, раньше наши либеральные совки любое, самое полезное событие успевали обгадить в считанные часы — и мы постоянно проигрывали. Теперь будет по-другому.
Вспомним попа Гапона с его Кровавым воскресеньем. Поп вытащил народ на улицы, народ бестолково постреляли. До сих пор непонятно, кто кого спровоцировал, знал ли сам поп Гапон, зачем все это затеяли. Зато очевидно другое — вместо задуманной демонстрации силы правительства, которое попу платило, начался всероссийский бунт 1905 года. То есть попа Гапона российские правители тех далеких времен использовали неправильно и с его помощью спровоцировали совсем не то событие, которое планировалось.
Как далеко мы ушли от попа Гапона, от генерала Зубатова с его липовыми революционерами, от Азефа с его покушениями? У них все рвалось, разваливалось, все было шито белыми нитками. Мы же научились качественно телевизировать, и наше телевизирование властно подчиняет себе реальность.
События, ставшие катализатором политических перемен в России последних лет, были одновременно пиар-событиями и были созданы твердой рукой авторов, знающих, чего они хотят, и умеющих добиваться своего любой ценой. Если нужно опустить Примакова перед выборами и на Примакова ничего нет, телекиллер Доренко прицепится к ногам Примакова и будет пять минут показывать чьи-то развороченные кровавые суставы на операционном столе. Причем на публику подействует не вид кровавой каши на экране, а сам факт — Примакова нагло публично опускают. То есть даже если нет совсем никакого события и не получается его сочинить, если есть только ровное место, мы все равно создаем на этом ровном месте нечто.
Причина эффективности наших новых политтехнологий — поразительная согласованность исполнения пиар-события и его телевизирования. Иногда кажется, что те, кто задумывают и исполняют пиар-события, и те, кто события телевизируют, планируют их вместе, в одном кабинете.
Раньше появлялся какой-нибудь Гаврила Принцип, готовый убить эрцгерцога Франца Фердинанда, Гавриле создавались условия для работы, а потом Сербия получала разгневанный ультиматум. И начиналась Первая мировая война, для которой был создан банальный «казус белли» — повод для войны.
Американские учителя научили наших правителей более совершенной схеме, в которой в качестве Гаврилы Принципа выступают СМИ. И не обязательно кого-то реально убивать. Сначала рождается тезис: кто у нас сегодня плохой. Потом ищут решение: каким этого плохого нужно показать. И, наконец, сочиняется само событие: что сделать, чтобы показать плохого правильно.
Эту заокеанскую схему мы обогатили своим творческим гением. Сделали к ней надстройку, смысл которой прост. Мы в отличие от ханжей янки способны генерировать любое событие, которое позволит показать плохого по-настоящему плохим. Наша фантазия безгранична. Допустим, нам понадобятся ученые, чтобы доказать, что предками одного из президентов США были крабы, поэтому этот президент носит перед собой загребущие руки, как краб клешни. Вся российская Академия наук подтвердит: да, краб был его дедушка. А бабушка — крабиха.
Наше ничем не ограниченное пиар-ноу-хау дает нам ничем не ограниченные шансы на позиционирование в качестве новых лидеров человечества. Это уникальная возможность превратить наше, с точки зрения Запада, беззаконие в неисчерпаемый и всегда конвертируемый капитал.
Всему этому мы научились не просто быстрее европейцев, мы уже обогнали погрязшую в предрассудках Европу. И скоро, очень скоро Европа почувствует плоды своего отставания, но ничего не сможет сделать. У Европы не было, нет и не будет нашей широты, европейцы связаны по рукам и ногам своими исторически обусловленными реалиями. У них даже деревни имеют историю в несколько веков, не говоря уж о городах. В Европе негде развернуться, на каждом углу все смотрят и все норовят в чем-то уличить.
А вот у нас и наших американских учителей по-другому — размах, простор. Только мы умнее, чем янки, быстрее, сильнее, решительнее. У нас правильные законы, вернее, закон один — сила. Мы все увереннее учимся брать события в своей стране в свои надежные руки. Потом мы начнем управлять событиями и в других странах.
Еврей — это миф о сверхчеловеке
Один из неразрешимых, но все более животрепещущих вопросов, звучит так: а кто такой и что такое еврей в нашем мире и как можно его отличить от нееврея? Мнения разные. Всемирная банда вырожденцев, паразитирующих на остальном человечестве, крадущих у народов их лучшие гены. Искусственный народ, представителей которого объединяет то, что они извращенцы, психопаты, педерасты, расисты, мошенники и воры, все как один. Воплощение дьявола в человеческой подобе, сатанисты, живые черти, рожки которых скрываются в курчавой шевелюре или под черными шапочками.
Примерно так выглядит обобщенная формула евреев со стороны традиционных, как говорят сами евреи, зоологических антисемитов, а также, в несколько более мягкой форме, со стороны всемирных церквей — католицизма, православия, ислама.
Если задать самим евреям вопрос, что значит еврей, то многие банально ответят: еврей — это религия. Но на вытекающий из банального ответа вопрос, сколько из примерно двадцати пяти миллионов людей, причисляющих себя к евреям сегодня, исповедуют иудаизм, ответить сложно. Самые великодушные спекуляции едва ли выйдут за рамки 20 процентов, если принять во внимание, что в США находится не менее шести миллионов евреев, еще около пяти миллионов — в странах бывшего СССР. И об этих евреях известно достаточно для того, чтобы объективно оценить низкий уровень их религиозности. К тому же значительное число из них исповедуют христианство — протестантизм, католицизм, православие. Значит, евреи это не религия.
Евреи — это народ? Самое красивое на эту тему сказано в романтической цитате из классика сионизма Теодора Герцля: «Мы народ единый». Звучит примерно так же убедительно, как «коммунизм — светлое будущее человечества».
Евреи пытаются заявить себя новым народом, израильтянами, в течение последних нескольких десятилетий. Но говорить о том, что израильтяне это уже народ, рано. Израиль пока лишь смелый и дорогой эскперимент по превращению небольшой части разбросанного по миру еврейства в нечто, что напоминает орден крестоносцев. Израильтяне сегодня выглядят как хранители святынь и нефтяных комуникаций, ведущие подвижнический образ жизни в своем военно-теократическом государстве. И подвижничество это не совсем добровольное: кто знает, какая часть этого нового народа с радостью бы покинула Израиль, если бы было куда уехать.
